Ши лихорадочно припоминал особенности культурной модели Ирландии времен Кухулина. Стоит в самом начале ляпнуть что-нибудь не то, и они рискуют присоединить свои головы к той коллекции, что постукивала в мешке Лойга словно дыни, которые везут на базар. Поэтому последующее поведение Бродского можно было смело назвать ударом ниже пояса.

— Елки-палки! — гаркнул он с интонациями, которые были понятней всяких слов.— Вот уж не думал не гадал, что мне выпадет шанс поручкаться с таким крутым парнем! Короче, братан, я Пит Бродский, а это мои кореша — Гарольд Ши и его жена Бельфеба!

С этими словами он сунул Кухулину пятерню.

— Мы прибыли не из Фомора, а из Америки — с острова, что лежит далеко за их землями,— поспешно встрял Ши.

В ответ Кухулин оделил Ши сдержанным учтивым кивком. На Бродского он лишь бросил мимолетный взгляд, а протянутую руку проигнорировал. Обращался он по-прежнему к Ши:

— Что понудило тебя в путь пуститься со столь уродливой горою плоти, дорогой мой?

Уголком глаза Ши заметил, что полицейский побагровел и начал угрожающе надуваться, как индюк, поэтому поспешно ответил:

— Он, может, и не особо красив, зато полезен. Это наш слуга и телохранитель, на случай какой-нибудь заварушки ему цены нет... Заткнись, Пит!

У Бродского хватило ума именно так и поступить. Кухулин принял объяснение все с той же отстраненной учтивостью и взмахом руки пригласил их в колесницу.

— Размещайтесь позади, и отвезу я вас в свой лагерь. Надобно подкрепиться вам, прежде чем вновь вы тронетесь в путь.

Сам он уселся на переднее сиденье, в то время как путники без лишних слов вскарабкались на заднее и крепко ухватились за все, что оказалось под рукой. Лойг, пристроив набитый головами мешок, ткнул лошадей золотой заостренной палкой. Колесница тронулась с места. Ши сразу счел такой способ передвижения чудовищно утомительным, поскольку рессоры у экипажа отсутствовали, а дорогу можно было скорей охарактеризовать как отсутствие таковой, хотя Кухулин безмятежно развалился на своем сиденье, явно не испытывая никакого дискомфорта.

Вскоре впереди, в самом низу долины, проглянула небольшая рощица. Над костром поднимался дым. Солнце окончательно решилось ответить на вопрос о времени суток, склонившись к горизонту, и низина погрузилась в тень. Десятка два мужчин совершенно бандитского вида вскочили на ноги и разразились приветственными кликами, как только колесница ворвалась в лагерь. В центре его над огнем булькал огромный железный котел, а на заднем плане возвышался бесформенный навес из кольев, горбыля и обыкновенных веток. Лойг осадил колесницу и поднял над головой увесистый мешок с трофеями, вызвав еще один взрыв ликования.

Кухулин легко соскочил на землю, ответив на приветствия небрежным взмахом руки, и наклонился к Ши.

— Мак-Ши, мыслится мне, что ты и супруга твоя из благородных, да и на вид вы далеко не безобразны, так что трапезничать следует вам в моей компании.

Он махнул рукой:

— Несите еду, дорогуши!

Подельники Кухулина тут же развили бурную деятельность, с громкими криками и воплями бестолково заметавшись во всех мыслимых направлениях. Траектории их передвижений напомнили Ши своей замысловатостью переплетение ниток в старинной детской игре «кошкина колыбелька» — когда их так и сяк крутят на пальцах. Так, к слову, не успел один из разбойничьего вида воинов подхватить низенькую скамеечку и перенести ее на другой конец поляны, как ее незамедлительно подхватил другой и бережно вернул на прежнее место.

— Ужель остановятся они когда-нибудь, дабы животы наши насытить? — негромко промолвила Бельфеба. Но Кухулин лишь снисходительно взирал на происходящее с едва заметной улыбочкой. Судя по всему, вся эта суматоха немало ему льстила.

После бесконечных уходов, приходов, перебранок и перебежек скамейку наконец торжественно утвердили перед навесом. Кухулин уселся и взмахом руки предложил семейству Ши присесть на землю перед ним. Возница Лойг тоже устроился на земле, все еще влажной после недавнего дождя. Но поскольку просушить одежду им так и не довелось, это не имело особого значения.

Какой-то тип приволок большое деревянное блюдо, на которое была горой навалена поистине чемпионская порция — огромный ломоть вареной свинины, масса хлеба и целый лосось. Кухулин поставил блюдо себе на колени и без промедлений взялся за дело, орудуя попросту пальцами и изредка помогая себе кинжалом. При этом он все с той же едва заметной улыбочкой заметил:

— Согласно обычаю ирландскому, Мак-Ши, можешь бросить вызов ты чемпиону, дабы завладеть его порцией. Муж статей твоих явно ловко мечом владеет, а еще ни разу не доводилось мне с американцами биться!

— Премного благодарствую,— сухо ответил Ши,— во-первых, я далеко не убежден, что столько одолею, а во-вторых, на меня наложен этот, как его — гейс, который не позволяет мне драться с тем, кто сделал для меня что-либо хорошее. Короче, мне так и так нельзя, коли ты нас выручил.

Уделив повышенное внимание собственному ломтю хлеба, на котором рядышком пристроились куски свинины и лосося, он бросил взгляд на Бельфебу и добавил:

— Не будет ли чересчур большим нахальством с нашей стороны одолжить тут пару ножей? Мы собирались, так сказать, в некоторой спешке и ничего с собой не взяли.

На лицо Кухулина набежала тень.

— Не гоже это, чтоб муж благородный без оружия оставался. А ну, поведай-ка без утайки, часом не отобрали ли его у тебя попросту?

Вмешалась Бельфеба:

— Прибыли мы сюда посредством чар магических, и как тебе, вне всяких сомнений, известно, есть средь них и такие, что бессильны в присутствии железа хладного!

— Правда твоя,— согласился Кухулин. Хлопнув в ладоши, он распорядился: — Принесите два ножа, дорогуши. Только железных, а не бронзовых!

Жуя, он поглядывал на Бельфебу.

— И в кои же края теперь путь вы держите, дорогие мои?

— Да пожалуй, обратно в Америку,— отозвался Ши.— Мы просто... э-э... заскочили по дороге, как говорится, чтоб выразить свое почтение величайшему герою Ирландии.

Кухулин явно воспринял подобный комплимент как само собой разумеющееся.

— Не лучшее время избрали вы для визита! Поход мой окончен, и ныне собираюсь я домой, где тихо и спокойно сидеть буду с женою своей Эмер, так что никаких битв да подвигов в ближайшее время не предвидится.

Лойг поднял на него взгляд и с набитым ртом заметил:

— Будешь тих ты и спокоен, Кухук, ежели только Медб-надо-еда с Айлилем тебе позволят. Явно пакость некую они затевают, не будь я сыном Риангабара!

— Коли час мне пробьет сраженному быть коннахтами, тогда и погибну я от рук мужей коннахтских,— философски ответствовал Кухулин. Он по-прежнему не отрывал глаз от Бельфебы.

Та небрежно поинтересовалась:

— А кто стоит здесь во главе ремесла магического?

Кухулин ответил:

— А вы, видать, и впрямь не новички в делах волшебных! И нет, и не будет никогда в ремесле упомянутом никого, кто могуществом превзошел бы Катбада Ульстерского, что советником при дворе короля Конхобара. Отправитесь вы со мною поутру в Муртемн, отдохнете, в порядок себя приведете, а после мы вместе и в Эмайн-Маху заглянем, дабы лично его повидать.

Он опять бросил взгляд на Бельфебу и отложил тарелку. Этот коротышка управлялся с едой не хуже, чем с врагами,— там практически ничего не осталось, а было ведь как минимум вдвое больше, чем у Ши.

— Чрезвычайно любезно с твоей стороны,— сказал Ши.— Действительно, очень любезно.

Все это было настолько любезно, что у него зародились смутные подозрения.

— Нисколько,— молвил Кухулин.— Для тех, что красотою одарены, сие по праву причитается!

Он все еще смотрел на Бельфебу, которая подняла взгляд на темнеющее небо.

— Господин мой,— обратилась она к Ши,— утомилась я малость. Не отправиться ли нам на покой?

— Неплохая мысль,— отозвался тот.— Где нам тут можно пристроиться?

Кухулин махнул рукой в сторону рощи.

— Где только пожелаете, дорогуши! Никто не посмеет потревожить вас в лагере Кухулина.— Он хлопнул в ладоши.— Собрать моху помягче для постели друзей моих!